НАЗВАНИЕ КНИГИ: Раздумья в сумерках жизни
ИМЯ И ФАМИЛИЯ АВТОРА: Валентин Богданов
РЕЦЕНЗИЯ 1
Что делает русского писателя русским? Мастерское владение родным языком? Разумеется. Вера в добро, желание жить по христианским заповедям? Несомненно. Но главная черта подлинно русского писателя – знание жизни собственного народа, который живёт на родной земле и ею кормится.
Аннотация к сборнику «Раздумья в сумерках жизни» Валентина Богданова могла бы состоять из одной строчки: «Россия начинается с деревни». Герои рассказов и повестей, вошедших в эту книгу, ведут тот же уклад жизни, что и их отцы, деды, прадеды. В их размеренное бытие безжалостно вторгаются внешние силы: то коллективизация, то война, то Перестройка. Люди гибнут, но деревня живёт, даже сейчас, когда кто-то спивается, а кто-то уезжает навсегда. И будет жить, пока жива наша страна.
И даже в самые чёрные годы деревенский человек остаётся настоящим Человеком. Да, во все времена находятся те, кто готов сдать оставшегося без мамы ребёнка в детский дом (рассказ «Горемыка») или на охоте подстрелить вместо дичи чужого гуся («Охотничьи страдания») – но всегда есть и тот, кто приютит сиротку или пристыдит горе-зверолова, нарушившего неписаный кодекс охотничьей чести.
Обращается Валентин Богданов и к теме, ставшей для отечественной литературы обязательной - к Великой Отечественной войне, показанной с точки зрения простого человека: не чередой героических подвигов, а страшным бедствием. Главный герой рассказа «Страдалец войны», отвоевав всего одну неделю, и возвращается домой изуродованным, без глаза, зато живым – многим и такого-то счастья не перепало… Но, как выясняется, беды искалеченного солдата только начинаются.
А когда русскому человеку было легко, в какие времена? И всё равно, привык он смеяться в лицо любым невзгодам. Когда смешно – уже и не так страшно. Поэтому входят в сборник и короткие истории – «потешинки», забавные, но поучительные: достаётся от автора и распущенной молодёжи, и автомобильным пробкам, и сильным мира сего.
Но главное, в сборнике «Раздумья в сумерках жизни» автор размышляет: кто мы? Как пришли к тому, что есть сейчас? Как найти выход из безрадостного для страны и народа положения? И искать ответы на эти вопросы нужно всем вместе.
РЕЦЕНЗИЯ 2
Возраст и жизненный опыт – главное богатство прозаика. Жаль только, что талантливые люди часто сгорают в молодости, не успев накопить мудрости. К счастью – не всегда, и пример тому – Валентин Богданов, писатель и публицист, чья книга «Раздумья в сумерках жизни» с первых же страниц даёт понять: её автор много пожил, многое успел повидать, многому может научить.
Содержимое сборника удивляет разнообразием: рассказы, повести, воспоминания, юмористические миниатюры, публицистика. И каждый раз Богданов пишет о родной стране, из века в век страдающей от разных напастей: «То она вспучивалась народными бунтами, то содрогалась от дворцовых переворотов, то смертно корчилась от повальных голодоморов, а зачастую до бездыханности бескровела в растратных войнах в чужедальних странах во вред своим кровным интересам». А самым сложным стал для неё XX век, и особенно – для русской деревни.
Именно там, в деревне, происходит действие почти всех произведений. Книга открывается «Репортажем из прошлого» - полушутливым повествованием о жизни села с говорящим, казалось бы, названием Захламино, однако здесь всё гораздо глубже, чем на первый взгляд: в истории села, полной кровавых событий, отражается история всей страны, да и с названием всё не так просто.
Автор пишет об охотниках и рыбаках, солдатах Великой отечественной и бывших заключённых, предлагая читателю то пронзительный рассказ «Жуть» о лебедях, бессмысленно убитых чёрствыми людьми, то трагическую повесть «Сатанина» о гулящей женщине, то юморные зарисовки – «потешинки», то журналистские заметки. Широкими мазками и изящными штришками пишет картину, на которой изображена Русь – та самая, некрасовская, «и убогая, и обильная, и могучая, и бессильная».
В строках Валентина Богданова – не только боль за Родину, но и вера в то, что череда невзгод однажды пройдёт, и не сама по себе, а потому что народ сам, «хоть когда-нибудь», образумится. Ведь остались же хорошие, светлые люди, нетронутые ни пьянством, ни распутством, ни другими пороками современного мира!
Словом, «Раздумья в сумерках жизни» - лучший подарок читателю, выросшему на классиках XIX века и деревенщиках XX-го. А также каждому, кто считает, что нет у нынешних российских писателей ни глубины, ни мудрости. Ещё как есть – и самое время в этом убедиться!
ОТРЫВОК 1
Ещё через год, на состоявшемся совещании, известные его участники выяснили, что для борьбы с пережитками прошлого среди жителей Захламино, нет настоящего разворота, масштаб не тот. Всё на виду, как на лысой голове Осипа, и никаких планов в намечаемой борьбе с пережитками прошлого не проведёшь. Сразу раскусят, внутренне, привычно ощетинятся против всего нового, а то, и пакостить, по мелочам, начнут. Однако, эту проблему они обсудили без споров, и вынесли постановление. Учитывая вышеизложенное, им пока следует искоренять лишь некоторые обычаи в свадебном ритуале, которые оскорбляют окружающих и самих молодожёнов. «Какие такие ритуалы, что оскорбляют людей»? – с удивлением переспросил Рахим. «Сейчас введу в курс дела», – недовольно сказал Петрович и начал: – Для тебя, Рахим, это будет внове, а для Осипа проблема знакомая, привычная, как вековая традиция в нашей деревенской жизни. Дело вот в чём. В прошлые времена, на свадьбе, родители, после свадебного застолья с благословлением отправляли трезвых молодожёнов в отдельно приготовленную комнату, а если таковой не было, то в баню, на чистую постель, чтобы муж в страстном порыве сокрушил девственность своей венчанной жене. А утром, родители жениха выносили на показ гостям её ночную рубашку с кровяными пятнами на ней от порушенной невинности и с четвертью вина. Затем отдавали её родителям невесты, как память о девственности их дочери до замужества, и как наглядное пожелание на будущее её детям, внучкам невесты, стараться сохранить свою девственность до свадьбы. Гости в таких случаях били посуду и кричали «ура», а молодой муж показывал гостям пятерню. Это означало, что они заведут пятерых детишек. И совершалось это ритуальное мероприятие свадьбы, только в ночь, когда народится молодой месяц. Это было верной гарантией того, что дитё, зачатое в это время трезвыми родителями, наверняка родится здоровым малышом, как и его многочисленные последыши, зачатые таким же образом. Они будут редко болеть и в их жизни счастье, и удача будут идти с ними в обнимку всегда рядышком. Наверняка знали наши предки, что малыш при соблюдении молодыми родителями этого обряда, будет сработан из крепкого корня и любую, нагрянувшую беду в его жизни, перетерпит, выдюжит. Как тогда было заведено, всё славно ладилось на свадьбе, по старинному обычаю, если невеста до замужества сохранила девственность, а если нет, то публичного позора ей и её родителям было не избежать и пережить этот позор было мучительно стыдно для невесты, но особенно для её матери. Её заставляли во время свадьбы исполнять срамные песни, надевали ей на шею венки из соломы, или баранок, одаривали мать селёдкой, которую клали ей на колени. Невеста, «лишившаяся девственности» до свадьбы не шла к столу, а подползала на коленях под стол, чтобы сесть рядом с мужем, из - под которого показывала своё лицо гостям, а свекровь каждый раз била её по лицу, пока сын не останавливал мать, уже ставший её законным мужем. После этого невеста вылезала из-под стола, и садилась рядом со своим суженым. Зачастую гости и родные жениха били окна в доме такой невесты, мазали сажей или дёгтем ворота. Но, невзирая на эти, в общем-то, постыдные сцены, какими нам они сегодня кажутся, свадьба пела, плясала и веселилась около недели, а то и больше.
«Возможно, кто-то, из вас ещё помнит, а может, подзабыли», продолжал Петрович, «что хороший хозяин тогда заготавливал черенки, для домашнего инвентаря – лопат, вил, граблей и прочей утвари, в весенние месяцы, апреле мае, и тоже с зарождением нового месяца. Сегодня даже не верится, что эти черенки служили ему годами, а то и до нового поколения не поддавались никакой порче и звенели, как железные, ударялись между собой».
Но вдумайтесь, товарищи! Сколько нравственной чистоты и духовного очищения несли в себе эти обычаи нашим предкам и передавались из поколения в поколение потомкам для сбережения духовности в человеке, хотя нам они сегодня кажутся постыдными и недопустимыми в сегодняшней жизни, а зря. Но не дай Бог, многое из прошлых обычаев, снова безалаберно растерять, как уже многое бесследно растеряли, и никогда больше не возвратим, как бы нам этого не хотелось. Надо нам, дорогие земляки, свято беречь память о своём прошлом, как нам это завещали наши предки, а они-то, толк в жизни знали. К сожалению, надо признать, что от наплыва в нашу жизнь вредных привычек, уже ставших обычаями, как пьянство, нарастающая наркомания и разврат, те пережитки прошлого, которые мы с вами пытались изжить, сегодня нам кажутся потешной забавой. Они сами незаметно уходят из нашей жизни, как сухие сучья отваливаются от растущего дерева. Но непримиримую борьбу с прикатившим к нам злом мы должны вести постоянно. Сами видите, что в производственных делах мы скоры на руку, всего можем добиться и добились, а в нравственном отношении необычайно ленивы и бестолковы. Духовная работа над собой – самая тяжёлая для нашего человека и малоприятная, но без неё у нас с вами ничего не получится».
© Валентин Богданов «Раздумья в сумерках жизни»
ОТРЫВОК 2
В войну на передовой я отвоевал одну неделю и был тяжело ранен.
Так что рассказывать о войне мне вроде бы и нечего. Такая вот судьба выпала, что живым остался, хотя шансов на это никаких не было.
Ранило меня осенью сорок второго, ночью, когда выбрался из землянки по нужде, а шальной снаряд тут и гвазданул неподалеку от меня я и свалился без сознания. Стояли мы в ту пору в обороне возле Волхова, в болотистых лесных местах, самом, наверное, гиблом месте на войне, навеки проклятом всеми, кто там воевал и остался живым.
Полегли здесь целые дивизии. И не cтолько, пожалуй, от боев, сколько от болезней, да от голода и холода, от брошенности нас штабами. Копнешь, бывало, ту землю лопатой на штык, сразу вода появляется, сверху тоже мокрит, а из-за нашей извечной голодухи жрали все подряд: и бруснику, и клюкву (полно ее было), и воду пили из болот, буроватую и вонючую. И как начала нас косить дизентерия, спасения не было. Почти поголовно в лежку лежали бойцы по сырым землянкам, исходили в тяжких муках от дизентерийной эпидемии, и безмолвно умирали и умирали. И немцы таких в плен не брали, истребляли на месте. Вот на такую гибельную, почти безлюдную позицию нас и бросили той тяжкой осенью, где и спрятаться то негде было от огня противника. А мы такого ответного огня по немцам не могли открывать, у нас лимит, два снаряда на орудие в день положено, а после хоть мухобойкой отбивайся.
Не помню, как меня оттуда вытаскивали, как везли. Наверное, такая возможность еще была, сказать не могу. Осколком снаряда разворотил мне тогда скулу, и глаз вышибло, ключицу перебило, да вдобавок контузило. Долго потом приходил в себя, узнавал, что я – это я, рядовой боец Хвойников Николай Филиппович, тыща девятьсот двенадцатого года рождения, из деревни Боровлянка Красноярского края. Много всяких операций перенес я за полгода в разных госпиталях, да рассказывать об этом сейчас без надобности.
За месяц до выписки меня перевезли из г. Кирова в госпиталь Кургана, вроде, как на окончательную поправку, а при выписке из госпиталя был демобилизован из армии вчистую, как инвалид первой группы. А при выписке выдал мне старшина кавалерийскую шинель, длиной до пяток, почти изношенную и пообтрепанную снизу, да затасканный красноармейский шлем с подшлемником. А вот из обувки выдал мне американские ботинки последнего размера, из красноватой кожи буйвола, а в придачу к ним, стираные перестиранные обмотки и две пары новых портянок.
Приобулся я этось, приоделся, ремнем потуже затянулся, потопал ботинками по полу для верности и сунулся к зеркалу на свой походный вид глянуть. И как глянул, так и ахнул, рот от удивления в немоте раскрыл. Наверное, от охватившей меня растерянности от своего вида, повернулся к старшине, тот, взглянув на меня, и остолбенел, открыв рот и выдохнул, качая от изумления головой: «Ну, вылитый гегемон революции! Гегемон и только! Лучше не придумаешь»! И, видно, от жалости ко мне, как живому гегемону, выбрал из всякого барахла на складе, более справную фуфайку взамен уже одетой, старенькой и выношенной, почти, до полного износа. После она меня хорошо выручили, можно сказать спасла от гибели на морозе с ветерком, в пути до своей деревни. А самое худое было в моём обличье, так это оставшийся один глаз, шибко он грозно буравил с обезображенного лица, на человека, взглянувшего на меня и, наверное, ему казалось, что я вот-вот на него в драку кинусь.
Глядел я, глядел в зеркало на гегемона революции, и так приглянулось мне тогда это незнакомое слово, сказанное старшиной, хотя и политруки могли наболтать на политинформации, а может, придурь какая на меня тогда накатила после контузии, не знаю. Так и называл себя потом при разных случаях в жизни вместо матерного слова: гегемон войны и баста! Называя себя этим словом, немножко веселело у меня на душе, какую-то облегчённость чувствовал в теле, будто лететь куда собрался. А ему, гегемону, все нипочем: шагай смело за наше правое дело, вот я и зашагал.
© Валентин Богданов «Раздумья в сумерках жизни»
ЦИТАТА 0
Духовная работа над собой – самая тяжёлая для нашего человека и малоприятная, но без неё у нас с вами ничего не получится.
© Валентин Богданов «Раздумья в сумерках жизни»
ЦИТАТА 1
Давно подмечено, что наш человек всегда охотно делится с незнакомыми людьми своими бедами и несчастьями, а радостью и удачей редко, а то и никогда, и это понятно. На людях, говорят, и смерть красна, а своё счастье и удачу, видимо, берегут от зависти и сглаза недобрых людей.
© Валентин Богданов «Раздумья в сумерках жизни»
ЦИТАТА 2
Любое добро приходит в счастливую семью почти незаметно, только несчастье ломится к человеку всегда неожиданно и с горем.
© Валентин Богданов «Раздумья в сумерках жизни»
Рецензент В.Ковальчук
